Споры о свободе воли человека давно стали излюбленным занятием ученых и философов. С принятием христианства особенно остро встал вопрос о возможностях человека самостоятельно действовать в мире полном непредвиденных опасностей для его духовного и физического благополучия.
Разве может всемилостивый Бог оставить без присмотра своих малоразумных детей. Этот риторический вопрос не оставлял сомнения в промыслительном действии Творца в отношении созданного им мира. А это значит, что помимо способности к индивидуальному самоопределению, человек в своих поступках в немалой степени оказывается движим надъиндивидуальными силами. Именно эти последние становятся для малоопытного человека более надежным средством ориентации в мире, нежели способности его собственного ограниченного разума, который знает ровно столько, сколько успел узнать за свою недолгую жизнь.
Как в Средние века, так и в Новое время никто не сомневался, что в природу изначально заложены стимулы, способствующие не просто выживанию, а именно совершенствованию всего живого. По словам апостола Павла, совершенство Творца видно из рассмотрения его творений. А это их ко многому обязывает. Поэтому не в пример современной секуляризованной науке, интересующейся творениями преимущественно в практически-утилитарных целях, зарождающаяся новоевропейская наука самоопределялась в своей нацеленности на открытие фундаментальных оснований взаимосвязи между миром физическим и миром духовным. Это нашло отражение в высказывании Галилея о двух написанных Творцом Книгах — Книге Природы и Книге Откровения (Священном Писании).
Известно, что первые выдающиеся деятели науки были пламенными исповедниками христианской религии. Так, Ньютон, заложивший основы механики был монахом и вдохновлялся на свой труд не в последнюю очередь стремлением послужить Истине ещё и в среде мирских занятий. Однако со временем было осознанно, насколько непросто совмещать эти два столь разные направления деятельности в видимом физическом мире и в невидимом духовном. Поэтому вскоре высокие цели науки были забыты и оставлены. Она сосредоточилась на относительно мелких (по сравнению с первоначальными) задачах, что отразилось в первую очередь на масштабности изучаемых ею явлений. Так понятие «мира» было отвергнуто как несовместимое с ограниченным человеческим разумом, а понятие «атома», хотя и не менее проблематичное, стало общепринятым.
Науку не особенно озадачивают проблемы человечества как целого. Она занимается проблемами отдельных индивидов, социальных групп и сообществ. За несколько веков своего существования она достаточно изучила строение и принципы функционирования человеческого организма. Однако по причине мелкомасштабности и урезанности области исследований человека многие особенности его поведения стали непонятной загадкой.
Например, для науки не составляет труда объяснить и всесторонне исследовать безусловные и условные рефлексы человека и других живых организмов. Из этих открытий стали понятны принципы защиты и содействия благополучию живых существ со стороны природы. Здесь всё очень просто. Механизм биологической реакции отдергивания руки от горячего изучают ещё в школе. Таким образом, уже с детских лет перед человеком раскрывается «прозрачность» его биологической организации, такой простой и понятной.
Однако в дальнейшем эта прозрачность начинает затуманиваться. Образовательные программы вузовской подготовки включают знакомство с такими направлениями в науке XX века, как психоанализ, где были исследованы многие особенности поведения человека, которые не поддаются объяснению традиционными биологическими методами. Например, наши фобии, которые представляют собой иррациональный неконтролируемый страх, были определены психоанализом как навязчивый невроз, при котором тревога становится ведущим и мотивирующим поведение симптомом.
Психоаналитические методы воздействия на сознание оказались в силах даже избавить страдающего от фобий человека от этих таинственных мучителей. Но вспомним, с какими представлениями о премудрости природы начинала свою деятельность наука. И не будем забывать, что именно это обеспечило первые успехи её многообещающего старта. Поэтому у нас есть веские основания задуматься над тем, какие промыслительные задачи природы скрываются под видом таинственных фобий.
Как уже было отмечено, современная наука, забывшая о премудрости природы, занимается преимущественно индивидом, то есть единичным человеком. Именно на выживание и самосохранение отдельного представителя человечества работают все его условные и безусловные рефлексы. Но как быть при этом с высокопарными мыслями о совершенствовании всего живого. Неужели о них придется забыть? Мы думаем, что нет. Потому что наши фобии напоминают нам об этом таинственным образом. Но имеющий уши, чтобы слышать, пусть услышит.
Задумаемся над проблемой такой ситуации. Действие рефлексов направлено на обеспечение безопасности живого организма, а некоторые фобии, как кажется, наоборот, способствуют его гибели или подвергают неоправданным неудобствам. К примеру, вызывающая головокружение боязнь высоты может стать причиной гибели оказавшегося в небезопасном положении человека. А безотчетный страх перед такими в целом безобидными насекомыми, как «русский таракан» может стать причиной нестерпимого дискомфорта и просто отравить жизнь тех людей, которым вовремя не удалось отравить этих незваных посетителей их жилища. Другими словами, в отличие от рефлексов, такие общераспространенные фобии, как боязнь высоты и страх перед насекомыми работают на нечто большее, чем сохранение жизни и блага отдельного человека. Предположим, что сферой действия фобий является сохранность и благо человечества в целом. И наверняка именно поэтому отдельному человеку так трудно понять, откуда наши фобии и зачем они.
В свете этого предположения задумаемся, что на самом деле стоит за всем известной боязнью высоты. Представим, человек стоит безопасно на значительной высоте. Он понимает, что не может упасть, так как его окружает надежное ограждение. Но он чувствует глубину окружающего пространства своим зрительным аппаратом. И это чувство глубины помимо его разума и воли вызывает в нем неразумное стремление в бездну, которому всеми силами сопротивляется человек и которого он так страшится. Но что это может значить?
А разве не то же происходит и в плоскости нашей повседневной жизни, когда благоразумные и благонадежные люди вдруг ни с того ни с сего бывают увлекаемы противоположными стремлениями и сбиваются с пути. Как поясняет русский богослов С. Н. Булгаков, небытие есть как бы второй центр (лжецентр) бытия, соперничающий с Солнцем мира. Он имеет своеобразное притяжение, иррациональную, слепую волю к ничто, головокружительное стремление в бездну, подобие которому ощущается, если смотреть вниз с большой высоты.
Таким образом, то легкое головокружение, которое каждому из нас знакомо в повседневной жизни, как бы заблаговременно напоминает нам о том, чтобы мы не были излишне самонадеянны, так как окружающая реальность темна и непредсказуема. Обезопасить наш жизненный путь может только стремление к Свету, отраженное в просвещающей наши души духовной культуре человечества.
Но обратимся к ещё более загадочной и не менее распространенной фобии, ужасу перед насекомыми. Что скрывается под этим непонятным чувством? Даже совершенно безвредные насекомые вызывают у человека непреодолимую неприязнь, в отличие от некоторых опасных для жизни млекопитающих, к которым человек тянется в надежде установить контакт. Известны случаи гибели людей от крупных млекопитающих. Но никто не знает, что плохого может сделать человеку, к примеру, «русский таракан», который, несмотря на это, навсегда останется человеку «чужим».
Посмотрим на враждебный класс насекомых повнимательнее. У высших насекомых головная концентрация нервных узлов идет в ногу с чрезвычайным богатством и точностью поведения. Поневоле задумаешься, глядя на этот живущий вокруг нас мир, столь чудесно устроенный и в то же время столь ужасно далекий. Конкуренты? Может быть, наследники?.. Не правильнее ли будет сказать: зашедшая в эволюционный тупик и патетически борющаяся масса?
Действительно, будучи намного старше высших позвоночных по времени своего расцвета, насекомые, кажется, достигли своего конечного «потолка», и это устраняет гипотезу, что они представляют собой выход, или даже просто один из выходов, для эволюции. Хотя они бесконечно усложняются, наподобие китайских иероглифов, в течение, может быть, целых геологических периодов, им никак не удается перейти в другую плоскость развития: как будто их глубокий порыв или метаморфоза остановлены. И, поразмыслив, мы замечаем некоторые причины этого топтания на месте.
Прежде всего насекомые слишком малы. Для количественного развития органов внешний хитиновый покров представляет собой плохое решение. Несмотря на неоднократные линьки, панцирь сковывает, при увеличении же внутреннего объема он легко ломается. Насекомое не может вырасти сверх нескольких сантиметров, не став опасно хрупким. И с каким бы пренебрежением мы ни смотрели иногда на «размеры», безусловно, некоторые качества могут проявляться лишь начиная с определенных количеств. Высшие формы психизма физически требуют крупных мозгов. Далее, вероятно, по этой причине размеров тела насекомые обнаруживают странную психическую отсталость как раз там, где мы склонны видеть их превосходство. Нашу ловкость не сравнить с точностью их движений и их построек. Насекомое в своих действиях располагает значительной долей неопределенности и выбора. Но его действия, едва начавшись, быстро принимают характер привычки. Отсюда точная приспособленность органов и телодвижений, которой справедливо восхищался Фабр. Отсюда и поразительный порядок, превращающий кишащий улей или термитник в единую живую машину.
Но если, выйдя из ульев и термитников, мы чувствуем, что нам дышится легко, то не потому ли, что среди высших позвоночных мы находимся у «себя»? Если покрытое шерстью четвероногое кажется нам по сравнению с муравьем таким «одушевленным», таким действительно живым, то причина здесь в том, что мы находимся с ним в зоологическом родстве.
Итак, оказывается, что все насекомые, и даже самые безобидные, являются тайными вредителями человека. Даже если природа обделила их колющими органами атаки, они не могут быть не враждебны по отношению к победившему в эволюционном состязании живых существ «венцу природы». Но не будем забывать о том, что жизнь мира и его развитие продолжаются. И ещё не известно, чем закончится этот процесс. Ведь последние могут стать первыми, а первые — последними. В напоминание о том, что человеческому роду необходимо быть бдительным в своем высоком звании «венца творения» природа наделила нас иррациональным страхом перед отверженными эволюцией существами.
Свежие комментарии