Заходи, гостем будешь: сакральное гостеприимство

Гостеприимство как добродетель и общение с божеством

Эллинистическое представление о гостеприимстве имело глубоко ритуальную природу. Долг гостеприимства связывали с Зевсом Ксениосом, под защитой которого были странники.

Зачастую в древних культурах гостями оказывались не только знакомые, но и незнакомцы. Важный момент, касающийся древнего гостеприимства, связан с тем, что приютить кого-то и дать ему кров нередко означало спасти ему жизнь. Например, если дело происходило в холодную пору и в небезопасных местах. Иногда гость был болен или ранен и искал возможности подлечиться. Не зря латинское слово hospes (гость) отразилось в корнях слов «госпиталь» и «хоспис». Если же за странником гнались, хозяину следовало встать на его сторону и защитить того, который нашел приют под его кровом.

Греческая добродетель гостеприимства называлась xenía, от слова «чужой» (xenos). Греки полагали, что чужак может оказаться кем угодно, в том числе самим Зевсом. Поэтому тому, кто соблюдал правила гостеприимства, следовало пригласить гостей в дом, предложить им ванну и угощение, усадить на почетное место, а потом отпустить с подарками.

Считалось неприличным задавать вопросы до того, как визитеры будут напоены и накормлены.

Ритуал ксении предъявлял требования как к хозяевам, так и к гостям, которым полагалось благовоспитанно вести себя под чужим кровом и не злоупотреблять гостеприимством.

Троянская война началась из-за того, что Парис похитил Елену Прекрасную у Менелая, поправ законы ксении. А когда Одиссей отправился на Троянскую войну вместе с другими героями и долго не мог вернуться домой, его дом оккупировали мужчины, просившие руки Пенелопы. Несчастная Пенелопа вместе с сыном Телемахом были вынуждены кормить и развлекать 108 женихов, из уважения к Зевсу Ксениосу не смея выгнать их прочь, хотя те годами объедали дом. Вернувшийся Одиссей навел порядок, перебив засидевшихся гостей из своего богатырского лука, — не только потому, что те осаждали его супругу, но и потому, что они нарушили ритуал. И в этом Зевс был на его стороне. Убийство Одиссеем циклопа Полифема тоже связано с этой темой: Посейдон так возненавидел героя потому, что монструозный сын бога был убит не в бою среди чистого поля, а в собственной пещере.

К тому же умение соблюдать законы гостеприимства было связано с благородством и социальным положением гражданина и выступало символом цивилизованности.

Стоики полагали, что моральный долг по отношению к гостям состоит в том, чтобы оказывать им почести не только ради них самих, но и ради собственной добродетели — чтобы совершенствовать душу.

Они подчеркивали, что добрые чувства должны не ограничиваться связями крови и дружбы, но распространяться на всех людей.

В римской культуре представление о божественном праве гостя закрепилось под названием hospitium. В целом для греко-романской культуры принципы были едины: гостя полагалось накормить и развлечь, а на прощание часто дарились гостинцы. Римляне с характерной для себя любовью к законам определили отношения между гостем и хозяином юридически. Договор скреплялся особыми жетонами — тессерами (tessera hospitalis), которые изготав­ли­ва­лись в двойном экзем­пля­ре. Ими обменивались, и потом каждый из участников договора хранил свой жетон.

Идея замаскированного божества, которое может посетить твой дом, — общая для многих культур. В такой ситуации разумно на всякий случай оказать достаточные почести. Обиженный бог может наслать на дом проклятия, а вот хорошо принятый — щедро наградить. В Индии существует принцип Atithidevo Bhava, который так и переводится с санскрита: «гость — Бог». Он раскрывается в историях и древних трактатах. Например, «Тирукурал», сочинение по этике, написанное на тамильском (одном из языков Индии), говорит о гостеприимстве как о великой добродетели.

Схожего мнения о статусе гостя придерживается иудаизм. К Аврааму и Лоту под видом обычных путников пришли посланные Богом ангелы.

Именно нарушение жителями Содома, где жил Лот, законов гостеприимства стало спусковым крючком для кары Господней.

Лот принял пришельцев с почтением, предложил им омыться и переночевать, испек для них хлеб. Однако развращенные содомляне пришли к его дому и стали требовать выдачи гостей, намереваясь их «познать». Праведник наотрез отказался, заявив, что скорее отдаст на познание своих девственных дочерей. Идти на крайние меры не пришлось — ангелы взяли дело в свои руки, поразив всех кругом слепотой, и вывели Лота с семьей из города, который после этого был сожжен огнем с небес.

Ветхозаветные принципы перекочевали и в христианскую культуру, где были подкреплены особым статусом паломников и странников. Учение Христа, который обращался не к народностям и сообществам, а к каждому человеку персонально, предполагало отношение к чужакам как к братьям. Сам Иисус и его ученики вели кочевой образ жизни, совершая проповеднические путешествия, и многие оказывали им гостеприимство. Во всех четырех Евангелиях присутствует история о фарисее Симоне, который позвал Иисуса на пир, но не принес воды и не помазал гостю головы маслом. Зато Иисусу омыла ноги местная грешница, которую тот поставил фарисею в пример. Традиция помазания гостей оливковым маслом, в которое иногда добавляли благовония и специи, была распространена у многих восточных народов и символизировала уважение и передачу благодати.

Мифологическое гостеприимство: непростые гости и унесенные призраками

Если у греков и в монотеизме гость — это бог, то в традиционных культурах, не имеющих развитого пантеона, это духи предков, маленький народец или жители иного мира. Эти существа далеко не всегда дружелюбны, но если приноровиться, их можно умилостивить.

В языческом представлении у всякого места есть невидимые хозяева, и если с ними не договориться или испортить отношения — быть беде. Исследователи славянских обрядов описывают практики угощения духов, совпадающие со способом, каким традиционно скреплялись хозяйско-гостевые отношения между людьми, то есть хлебом-солью.

Подношения для домовых, баенников, полевиков, русалок, полудниц и других хозяев окрестных локаций назывались «относы». Существует множество описанных практик кормления хлебом, кашей и молоком домового, мифологического домовладельца, по отношению к которому люди выступают квартиросъемщиками.

Крестьяне Смоленской губернии угощали русалок, чтобы те не портили скотину. А в Курской губернии, согласно записям этнографов, хлебом-солью встречали даже купленных коров, чтобы показать животным, что в доме им рады.

Считалось, что в особые дни года, когда граница между явью и навью становится тоньше, существа, живущие по ту сторону, наносят людям визиты. Самое подходящее для этого время — поздняя осень, когда световой день сокращается так, что кажется, будто его нет, либо начало зимы, пора первых морозов. До сих пор существуют отголоски календарных ритуалов, связанных с мифическими гостями. Внешне безобидное хеллоуинское trick or treat и христианское рождественское колядование, ассимилировавшее древние обряды, — их отражение. Кстати, ghost (призрак) — это тоже гость в мире живых.

В народном славянском календаре время колядования приходилось на Святки. В избах, где ждали визитеров, на окна ставили зажженные свечи. В такие дома заходили ряженые, или окрутники, — колядующие, которые в обмен на угощения и вино веселили (и слегка пугали) хозяев, играя на музыкальных инструментах и рассказывая побасенки. Чтобы убедиться в символическом смысле этого обряда, достаточно посмотреть на традиционные маски и наряды окрутников. В народных присказках и приветствиях их называли непростыми гостями или небывалыми гостями.

Церковь систематически пыталась бороться с языческими обрядами колядования. В христианском представлении такие гости — нечистая сила, и «хлебосольный» диалог с ними невозможен. В некоторых областях запрещалось пускать колядующих в дом, либо жители находили компромисс между народной и христианской традициями, одаривая «нечистых» гостей через печное окошко или очищая их освященной крещенской водой.

Дед Мороз, скандинавский Юлебукк с Евльским козлом, исландские Йоласвейнары, исландский же Йольский кот — всё это гости, которые приходят из потустороннего мира зимними вечерами, когда стены трещат от холода.

Сегодня они, облагороженные христианизацией, стали рафинированными детскими и коммерческими образами, но когда-то это были мрачные пришельцы, которые зачастую требовали жертвоприношений.

В сказках и мифах есть и обратный вариант — человек отправляется в мир иной погостить. С этимологической точки зрения это слово происходит от древнерусского погостити, «побывать в гостях». Правда, происхождение не так уж очевидно, его связывают с такой смысловой цепочкой: «место гощения купцов (постоялый двор) > место пребывания князя и его подчиненных > главное поселение округа > церковь в нем > кладбище при церкви > кладбище». Тем не менее кладбищенский дух в слове «гостить» вполне ощутим.

Пропп прямо указывает, что Баба-яга из сказок — хранительница царства мертвых. Поход к ней в гости — это часть инициации, демоверсия смерти.

В сказках ягой может быть и старуха, и старик, и животное — например, медведь. Цикл мифологических сюжетов про путешествие в страну фей, царство лесовиков или в подводный мир к русалкам — это вариации на тему шаманских трипов и обрядов перехода. Человек случайно или намеренно попадает в мир иной и возвращается с приобретениями, но, допустив ошибку, рискует навлечь на себя большие неприятности.

Нарушение запрета в ином мире — верный способ поссориться с духами и не вернуться домой, умерев навсегда. Даже три медведя в сказке про Машеньку (Златовласку в саксонском варианте) говорят о том, что чужие вещи без спроса лучше не трогать. Путешествие Машеньки — это визит «на ту сторону», который чудом закончился без потерь. «Кто сидел на моем стуле и сломал его?» — вопрошает медведь, и девочке приходится уносить ноги.

Этот сюжет раскрывается, в частности, в мультфильме Хаяо Миядзаки «Унесенные призраками», основанном на синтоистских верованиях и образах ёкаев, японских мифологических существ. В отличие от западных бесов и демонов, эти создания могут и не желать человеку зла, но вести себя с ними лучше осторожно. Родители девочки Тихиро нарушают магический запрет, беспечно отведав еду в пустующем городке, куда случайно забрели во время переезда, и превращаются в свиней. Так что Тихиро приходится работать на сверхъестественных существ, чтобы вызволить свою семью. Мультфильм Миядзаки доказывает, что в более-менее современном мире мистические правила те же: стоит только, совершив «поворот не туда», нарушить законы чужого места — и ёкаи заберут тебя навсегда.

Ритуалы гостеприимства

Со сложными взаимоотношениями в древнем мире, где чужак мог оказаться как божеством, так и убийцей, связаны многие ритуалы этикета, которые мы практикуем до сих пор.

В традиционной культуре человек живет в центре мира, по краям которого обитают львы, драконы и псоглавцы. Таким образом, мир делится на «своих» и «чужих».

Культурный смысл гостеприимства в том, что человек впускает в свое личное пространство Другого — чужака, пришельца — и обращается с ним так, словно тот «‎свой».

Кажется, это понимали на протяжении всей истории культуры — по крайней мере, с тех пор, как наши предки оценили преимущества межплеменных ритуальных обменов по сравнению с войной «всех против всех», которую описывал Томас Гоббс.

Попасть из одной категории в другую можно с помощью особого обряда перехода. Через такой обряд проходит, например, невеста, входя в мужнину семью в новом качестве. А умерший человек отправляется из мира живых в царство мертвых. Ритуалы, связанные с переходом, подробно описал антрополог и этнограф Арнольд ван Геннеп. Он делил их на прелиминарные (связанные с отделением), лиминарные (промежуточные) и постлиминарные (обряды включения).

Гость символически соединяет мир своих и чужих, и чтобы принять чужака, его нужно особым образом встретить. Для этого использовались устойчивые фразы и повторяющиеся действия. У разных народов ритуалы оказания почестей гостям иногда были довольно причудливыми.

Племя тупи из Бразилии считало хорошим тоном рыдать при встрече гостя.

Судя по всему, яркое выражение эмоций, как это бывает с родственниками и любимыми после долгой разлуки, должно было сделать общение искренним.

Женщины приближаются, садятся на пол у гамака, закрывают руками свое лицо и приветствуют гостя, без передышки восхваляя его и плача. Гостю со своей стороны во время этих излияний также полагается плакать, но если он не умеет выжать из своих глаз настоящие слезы, то должен по крайней мере испускать глубокие вздохи и придать себе по возможности самый печальный вид.

Джеймс Джордж Фрэзер, «Фольклор в Ветхом завете»

Адаптированный к внутреннему, «своему» миру чужак больше не несет опасности, поэтому его полагалось символически включить в клан. Представители африканского народа луо из Кении дарили гостям, как из соседней общины, так из другого народа, надел земли из своего семейного участка. Предполагалось, что в обмен те будут приглашать дарителя на семейные праздники и поддерживать его в бытовых делах.

Большинство ритуалов гостеприимства завязаны на совместном приеме пищи. Уже упоминавшееся классическое сочетание хлеба и соли — альфа и омега исторического гостеприимства. Не зря хороший хозяин называется хлебосольным. Это угощение рекомендует для примирения с врагом «Домострой», оно же было обязательным атрибутом русских свадеб. Традиция характерна не только для славян, но практически для всех европейских и ближневосточных культур. В Албании в ход идет хлеб погача, в Скандинавских странах — ржаной хлеб, в еврейской культуре — хала (в Израиле арендодатели иногда даже оставляют эту выпечку, чтобы поприветствовать новых жильцов). Повсеместно считалось, что отказаться разделить с хозяином трапезу — это оскорбление или признание недобрых намерений.

Один из самых знаменитых шок-контентных сюжетов в сериале «Игра престолов» и серии книг Джорджа Мартина — Красная свадьба, на которой большую часть семейства Старков убивают их вассалы Фреи и Болтоны. Побоище произошло на пиру, после преломления хлеба. Этим были попраны священные законы, которые в мире Вестероса, вдохновленном множеством мировых культур, гарантировали гостям защиту под кровом хозяина. Кейтилин Старк поняла, к чему идет дело, заметив, что под рукавом Русе Болтона прячется доспех, но было уже поздно. Кстати, традиция рукопожатия тоже имеет прелиминарную природу — в раскрытой ладони точно нет оружия.

Кроме пищи, хозяин мог предложить гостю разделить ложе с его дочерью или женой.

Этот обычай, существовавший у многих первобытных обществ, носит название гостеприимного гетеризма. Такая практика имела место в Финикии, Тибете, у народов Севера.

Потом гостя требовалось соответствующим образом проводить, снабдив гостинцами, которые связывали его с посещенным местом и служили своего рода знаком открытия локации. Так и сегодня многие коллекционируют сувениры из путешествий. А обмен подарками остается популярным этикетным жестом. Правда, теперь бутылку вина или угощение к чаю чаще приносят гости.

Какими бы ни были ритуалы гостеприимства, это всегда сочетание протекционизма и доверия. Хозяин берет гостя под свою защиту, но в то же время сам открывается ему. В сакральных практиках гостеприимства гость — и бог, и незнакомец из внешнего загадочного пространства. Поэтому через Другого происходит постижение божества и осуществляется связь с внешним миром за границами привычного.

Теория гостеприимства

Традиционно гостеприимство было предметом интереса в основном этнографов, которые изучают, как оно связано с конкретными народными традициями и обрядами. Кроме того, оно осмыслялось филологами. Например, лингвист Эмиль Бенвенист рассматривал то, как термины, которыми описываются гостеприимство и статусы задействованных в нем людей, составляют языковую палитру, связанную с этим явлением. С точки зрения социологической науки гостеприимство рассматривают как социальный институт, который сформировался по мере развития путешествий и торговых связей и наконец индустриализировался до современной коммерческой сферы. Во всех этих случаях предметом исследования становятся конкретные формы выражения, но не идет речи об общих онтологических основаниях.

Однако в последнее время о гостеприимстве стали чаще говорить с точки зрения глобальной аналитики. Такой подход предполагает, что оно существует в культуре как самостоятельное явление, наполняющееся теми или иными традиционными практиками. Существуют смыслообразующие бинарные оппозиции — внутреннее и внешнее, Я и Другoй, — и все взаимодействия строятся по этому принципу. Идея Другого, который является центральным персонажем сюжетов о гостеприимстве, в современном гуманитарном знании приобрела особую значимость. В первую очередь всё это — проблематика философской антропологии, хотя дискуссия о том, в каких формах Другой нам является и как с этим быть, ведется практически повсеместно в социокультурном и политическом поле.

Взаимодействие с Другим и чуждым строится одновременно по двум линиям — интереса и отторжения — и колеблется между этими полюсами. В мире глобализации различия между людьми стираются, а жизнь всё больше унифицируется. Придя к коллеге в гости, современный горожанин с большой вероятностью обнаружит там такой же столик из «Икеи», как и у него дома. Любая информация легкодоступна. И вероятность встретить что-то принципиально иное снижается. Возникает парадоксальная ситуация. С одной стороны, достоинством современности считается возможность сорвать покровы со всего непонятного: аудитория новых медиа обожает просвещаться и читать про развенчание мифов. С другой стороны, в «расколдованном» мире растет запрос на новые впечатления и экзотику, вызванный тоской по неизведанному. Возможно, с этим связаны желание современной философии осмыслять нечеловеческое и интеллектуальная мода на всё «темное».

В поисках непознаваемого и в стремлении увидеть человека в ином свете исследователи обращаются к темам смутного и запредельного, будь то философия ужаса Лавкрафта, философия мрака или жупел консерватизма.

В то же время процессы глобализации предполагают взаимодействия, в ходе которых актуализируется идея чужака, а проблема гостеприимства приобретает новую остроту. Идеал мультикультурализма предполагает, что европейское общество встретит гостей с распростертыми объятиями, а те будут вести себя доброжелательно. Однако миграционные конфликты и кризисы доказывают, что речь зачастую идет не просто о другом, а о чужом, нередко экспансивном и агрессивном. Впрочем, есть разные мнения о том, можно ли говорить о гостеприимстве как о политическом явлении или оно непременно должно быть личным. Политическая философия оперирует понятием государственного гостеприимства, которое проявляется по отношению к гражданам других государств или иммигрантам. Другие исследователи считают, что политическое гостеприимство не является подлинным, поскольку в этом случае речь идет не о человеколюбии, а о праве.

Жак Деррида делил гостеприимство на два типа — «условное» и «абсолютное». Понятое в «условном» смысле, это явление регулируется обычаем и законами, а также дает участникам субъектность: мы знаем, каковы имена и статус людей, вступающих в отношения гостей и хозяев (как раз на такой случай римляне чеканили свои токены).

Понимание же гостеприимства в «абсолютном» смысле предполагает опыт радикальной открытости «неизвестному, анонимному другому», которому предлагается войти в наш дом без всяких обязательств, даже не называя имени.

В каком-то смысле такое принятие другого во всей его полноте — это возврат к архаической идее «гостя-бога». В чем-то схожую трактовку историк Питер Джонс дает любви:

«Люди рассматривают любовь почти как соглашение: я заключаю с тобой договор, мы влюблены друг в друга, мы вместе составляем это соглашение. Думаю, опасность состоит в том, что такой подход не признает радикальные проявления любви — что любовь может показать вам что-то за пределами вашей личности».

Гость у Деррида трактуется через образ Чужеземца в диалоге Платона — это чужак, «опасные» слова которого ставят под сомнение хозяйский логос. Таким образом, «абсолютное» гостеприимство у Деррида связано с центральной для него идей деконструкции всевозможных «центризмов».

Тем не менее пока фаллологоцентризм не собирается исчезать, и иерархии, к сожалению одних и удовлетворению других, никуда не делись.

В то же время традиционные ритуальные формы общения с чужаками ушли в прошлое. Для традиционных обществ характерна ксенофобия, но они же были способны к радикальной ксенофилии — это противоположные стороны одного явления. Раньше с гостем преломляли хлеб, делая его своим через ламинарные обряды. А если он вдруг вел себя неподобающе, с ним можно было поступить сурово, как, например, Одиссей, который убил десятки «женихов», досаждавших его жене, — и при этом оставаться в своем праве. Потеря сакральной роли гостеприимства, отдача его на откуп институциям, разделение частного и публичного приводят к растерянности в отношениях между Я и Другим.

С этим связаны многие горячие вопросы этики: как остановить чужую экспансию без эскалации конфликта, можно ли уважать морально неприемлемые аспекты чужой идентичности, как примирить свободу слова и признание каких-то взглядов неприемлемыми, как различить комплимент и оскорбление?

Тем не менее, возможно, сакральная сторона не ушла, а просто мигрировала, и функции трансцендентного принял на себя сам Другой. Социолог Ирвинг Гоффман связывал значимость этикета с тем, что тот занял место религиозного ритуала: вместо Бога мы сегодня поклоняемся личности и индивиду, а этикетные жесты (приветствия, комплименты, знаки уважения) играют роль жертвоприношений этой фигуре.

Возможно, этим обусловлена чувствительность миллениалов и постмиллениалов к этике: попрание психологического комфорта или личных границ другого рассматривается как покушение на «божество».

Таким образом, с точки зрения философской антропологии понятие гостеприимства касается базовых онтологических проблем, которые сегодня приобретают новую актуальность и остроту. С одной стороны, мало кто хочет, чтобы его мир заняли чужаки и чтобы его субъектность и мышление разрушились. С другой, интерес к чуждому и непонятному — часть стратегии познающего ума и способ увидеть себя глазами Другого.